— Нет.

— Тогда на тренировке. Приходи к полуночи.

«Он меня всерьёз собрался в спортзале отлупить, при всех? Как-то слишком круто для маленького балабольства.»

Шен разговаривал с Верой, ровно и спокойно, как будто каждый день лупит своих сотрудников.

«Нифига не „как будто“, он реально их лупит каждый день, иногда два раза в день. А я пропустил уже… сколько? Сколько тренировок я пропустил? Блин… Похоже, много. И за это я отвечу тоже. Блин.»

Он мысленно проигрывал разные способы свинтить с этой проклятой дуэли под каким-нибудь благовидным предлогом, и мысль о том, что его репутация балабола от этого только укрепится, его вообще не волновала — перспектива получить волновала его гораздо сильнее, Шен не умел бить вполсилы, его напарники выходили из зала как с поля боя.

«И это подготовленные, взрослые бойцы. Что останется от меня? А лекарства почти кончились, я буду выздоравливать очень долго. Хотя, у меня будет хороший повод не ходить на тренировку. Блин…»

Он психовал, пытаясь не показывать этого внешне, почти не слушал, о чём они говорят, потом внезапно вернулся в реальность, когда заметил, что Вера на полном серьёзе прибалдела от его чая, а потом ещё и вслух похвалила, он чуть не лопнул от счастья. И на радостях стал трещать про всю свою жизнь, артистично, с выражением, предельно честно и откровенно. Она смотрела на него влюблёнными глазами, а он выкладывал ей всё — про свою учёбу, про свои дуэли, про всё то, что лучше бы не говорить вообще никому и никогда. Но это было нереально, когда она сидела так близко и смотрела так заинтересованно, улыбалась, кивала, у него кружилась голова от этого потока внимания и восхищения, и он напрочь забыл о том, что их здесь трое, здесь Шен, тот самый работодатель и господин, который ему запретил практически по пунктам всё то, что он с гордостью выкладывал Вере.

Ему казалось, он тонет. Её внимание затягивало, все её движения складывались в гипнотизирующую последовательность, которая как будто вводила в бесконечный цикл извержения, из которого своими силами не выйти. Он пытался мысленно цепляться за реальность, у него вроде бы даже получилось, но выдохнуть он смог только тогда, когда сбежал телепортом в свою палату на базе.

Какое-то время он сидел на кровати, держась за голову, а мыслями всё ещё был с ней, она смотрела на него, улыбалась только ему, слушала так внимательно, что хотелось душу из себя достать и расстелить перед ней на столе, чтобы удобнее было разглядывать.

«И как этот грёбаный щит не носить, а? Шен тоже не рад, наверное, что мне ту историю про гранитный постамент выложил. Он не любит распространяться о своих возможностях, и оружие на виду не носит, и хвастаться не любит, считает это пустым. И тут я такой — привет, я гений до мозга костей. Жаль, что с мозгом головы всё не так радужно. Блин…»

Хотелось психовать, рыдать и бегать, и вмазываться в стены, и делать какую-нибудь глупую ерунду, за которую потом будет стыдно. Он поставил на себя все ментальные щиты, которые знал, и щит от Веры, и ещё один новый, особенно легче не стало, умывание тоже не помогло.

Пришёл Док, спросил, что тут за страсти, Барт сказал, что Вера его очаровала и он наговорил Шену чего не следовало, Док его пожалел и в приказном порядке отправил в общагу спать, объявив внеочередное дежурство законченным. Барт поблагодарил, поделился орехами и ушёл телепортом в свою комнату, где стоял стол для Эльви и кровать для Эльви, но Эльви почему-то не было, от этого было жутко обидно и досадно. Он принял химическое снотворное и успокоительное, отключил будильник и попытался лечь спать.

* * *

4.33.1Б Бестолковое животное берёт себя в руки

Он проснулся сам, от чего в первую секунду пришёл в дикий шок и подскочил на кровати на метр, тут же грохнувшись обратно и опять вскочив, стал лихорадочно осматривать стол, искать будильник и мысленно материть его, себя и все свои лентяйские качества, из-за которых проспал всё на свете. И только одевшись и сунув в рот какой-то орех из кармана, он вспомнил, что у него сегодня выходной, из-за вчерашнего внеочередного дежурства, так что спешить ему совершенно некуда.

Накатило облегчение, тут же сменившись злостью на себя за необоснованную суету, он немного расслабился и открыл блокнот с расписанием — у него сегодня была в планах примерка нового мундира, больше ничего, он решил сделать это в первую очередь и дальше весь день заниматься своими делами.

На улице шёл дождь, мелкий и нудный, как всегда в это время года, Барт точно знал, что если пойдёт пешком, то обляпает штаны до колен, поэтому решил заранее найти осенние сапоги. Открыл шкаф, посмотрел на ровные ряды коробок, открыл одну и заглянул — там лежали какие-то ботинки, которых он вообще не помнил. Во второй коробке нашлись точно такие же ботинки, как сейчас на нём, в третьей вообще почему-то белые, он даже не знал, что у него такие есть.

«Тэкс… Ну что ж, пусть проблему решает тот, кто её создал.»

На часах было начало одиннадцатого, то есть, бытовичек искать на занятиях по бытовой магии рано, а где проходят занятия по бытовой химии, он не знал.

«Ну я же не могу выйти из дома без ботинок. Да?»

Он старался не думать о том, что для бытовой химии тоже рано, и что даже если бы было не рано, причина у него настолько за уши притянутая, что о ней даже теоретически стыдно рассуждать.

«Надо найти другую причину. Думай, голова, включи фантазию.»

На голодный желудок фантазия работала не очень, поэтому он пошёл в столовую отдела, где почему-то была целая толпа забинтованных бойцов, Барт спросил, но ему не ответили, он не удивился — это была нормальная практика для отдела ничьих собачьих дел. Позавтракав, он заскочил к Доку, Док сказал, что помощь не требуется и графики не меняли, так что можно отдыхать с чистой совестью.

«Отдых — это хорошо.»

В понятие отдыха у него входил целый список пунктов, которые были записаны с обратной стороны блокнота, он открыл их и прочитал:

«Поставить защиту от телепортации на третью квартиру (когда она будет пустой)» — это было нереально сделать без непосредственного указания Шена, поэтому они этот вопрос пока отложили.

«Разобраться с Вериной телепортацией» — это был сложный вопрос, которым он занимался обычно от безысходности, когда не было вообще никаких других дел, потому что заканчивалось это занятие обычно головной болью и осознанием собственной тупости и бесполезности.

«Сделать амулеты щита от Вериного влияния» — это было не сложно, но он всё равно не горел желанием это делать, было внутри какое-то неприятное ощущение от этого, в которое он не хотел погружаться, как в то чувство, которое накатывало рядом с Эльви.

«Но здесь оно сильнее. Поэтому ковыряться в нём я конечно же не буду.»

Немного поругав себя за трусость, а потом самостоятельно себя оправдав, он решил себя простить и пошёл телепортом к портному.

* * *

Мундир был ещё не готов, но даже в полусобранном виде выглядел очень ярко и пафосно, Барт смотрел на себя в зеркало и пытался избавиться от ощущения, что его лохматая и опухшая от снотворного голова криво приделана к чужому телу. Портной потыкал его булавками, измазал мелом и отпустил, потому что бал близко, а старость не близко, и кто-то таки должен себе успеть на неё заработать. Барт заверил его в своём полнейшем понимании и ушёл не мешать. Место, где он точно никому не мешает, было всегда одно — библиотека.

Там он обложился словарями и потратил несколько часов на перевод копии дневника мастера Висара аль-Зафира, который мог ему помочь решить Верину проблему с телепортацией, но не особо хотел, судя по тому, что половина его записей относилась к тому, что его Призванная сегодня кушала, что сказала по поводу каждого блюда, что выбрала надеть, куда захотела пойти, что мастер Висар по этому поводу подумал и что решил предпринять. А вторая половина описывала их разговоры, состоящие из рассказов Призванной о её мире (весьма дерьмовом) и мыслей мастера Висара о том, как он душевно страдал и сопереживал, и как мечтает подарить ей всё лучшее из нового мира, чтобы она забыла все печали старого. О телепортации там не было ничего, он пытался читать по диагонали, но так было вообще ничего не понятно, поэтому он переводил всё подряд, в итоге не найдя ничего полезного, но приобретя до воя тоскливое настроение, в котором дивно сочетались зависть и злость.